Почему кризис застал экономистов врасплох?
В продолжение разговора в предыдущем выпуске о кризисе, сегодня выскажется Пол Кругман, лауреат Нобелевской премии. Сейчас в это трудно поверить, но не столь давно экономисты поздравляли друг друга с успехами своей науки. Эти достижения – так, по крайней мере, казалось – были и теоретическими, и практическими, и сулили всей сфере экономической науки золотой век. Что касается теорий – казалось, найден способ разрешить внутренние споры. Так, в статье 2008 года, озаглавленной «Состояние макроэкономики», Оливье Бланшар из Массачусетского технологического института (MIT), (сейчас он занимает пост главного экономиста МВФ), заявил, что «макроэкономика в хорошем состоянии». По его словам, все старые битвы окончены, произошло «сближение взглядов». Да и экономисты-практики считали, что у них всё под контролем: «Основная задача предотвращения депрессий – решена», – заявил Роберт Лукас из Чикагского университета в президентском обращении к Американской экономической ассоциации в 2003 году. В 2004-м Бен Бернанке, бывший профессор из Принстона, который сейчас возглавляет Федеральную резервную систему, восхвалял Великую Умеренность в экономических проявлениях, которая стала результатом улучшений в экономической политике. А в прошлом году все рухнуло. Лишь немногие экономисты видели приближение нынешнего кризиса, но неспособность предсказать его – наименьшая из проблем экономической науки. Куда важнее то, что вся отрасль оказалась не в состоянии увидеть саму возможность катастрофических отказов рыночной экономики. В золотые годы экономисты из финансового сектора уверовали, что рынки в основе своей принципиально стабильны, то есть акции и прочие активы всегда оцениваются совершенно верно. В самых распространенных математических моделях, которыми пользовались для прогнозирования экономисты, ничто не предполагало саму возможность коллапса вроде того, что случился в минувшем году. Макроэкономисты, конечно, расходились во взглядах. Но, в основном, спорили те, кто настаивал на том, что экономики со свободным рынком никогда не сбиваются с пути, и те, кто считал, что экономики вполне могут то тут, то там отбиться от общего стада, зато любые крупные отклонения от пути процветания могут быть (и будут) исправлены всемогущим государством. Ни одна из сторон не была готова к тому, что придется иметь дело с экономикой, слетевшей с рельсов, несмотря на все усилия правительства. В свете кризиса стало ясно, что дыры в экономической теории разверзлись шире некуда. Тот же Лукас заявил, что планы администрации Обамы относительно стимулирования, – это «халтурная экономика», а его чикагский коллега Джок Кокрейн – что планы эти опираются на «сказки с дурной репутацией». В ответ Брэд Делонг из университета Калифорнии в Беркли написал об «интеллектуальном коллапсе» чикагской школы, а лично я говорил, что комментарии чикагских экономистов, – результат Смутного времени в макроэкономике, во время которого были утрачены тяжким трудом добытые знания.
Что случилось с экономической наукой? И куда она теперь отправится?
Как мне представляется, экономика сбилась с пути, потому что экономисты в массе своей ошибочно приняли за правду красоту, облицованную убедительно выглядящими математическими выкладками. До Великой депрессии большинство экономистов сходились во взглядах на капитализм как на совершенную или наиболее близкую к совершенной систему. Этот образ не устоял перед массовой безработицей, но когда воспоминания о Депрессии поблекли, наука экономика снова закрутила роман со старым, идеализированным взглядом: мыслящие индивидуумы взаимодействуют на совершенных рынках. На этот раз все это подкреплялось навороченными красивыми уравнениями. Безусловно, обновленный роман с идеализированным рынком был частично реакцией на меняющиеся политические веяния, частично – желанием приобщиться к материальным благам. Творческий отпуск в Институте Гувера и предложение о работе на Уолл-Стрит на дороге не валяются. Но все же главной причиной провала было желание найти всеобъемлющий и элегантный подход, который заодно давал бы экономике шанс блеснуть математическим мастерством. К несчастью, это романтизированное и облагороженное видение экономики привело большинство экономистов к игнорированию всего, что, в принципе, могло пойти не так. Они демонстративно не замечали пределов человеческой рациональности (которая часто приводит к пузырям и банкротствам); проблем организаций, которые становились неуправляемыми; несовершенства рынков – особенно финансовых, – которые могут заставить экономическую операционную систему претерпевать внезапные, непредсказуемые обвалы; опасностей, которые возникают, когда те, кому следует регулировать ситуацию, не верят в саму возможность регулирования. Гораздо сложнее предсказать, куда наука экономика двинется теперь. Почти наверняка экономистам придется научиться жить с беспорядком. То есть, им придётся принять значимость нерационального и часто непредсказуемого поведения, быть готовыми к разного рода несовершенствам рынков. И признать, что до элегантной экономической «теории всего» пока далеко.
Отчего кризис захватил экономистов
врасплох? В продолжение беседы
в предшествующем
выпуске о кризисе, сегодня выскажется Пол
Кругман, лауреат Нобелевской премии. Теперь в
это тяжело доверить, но не так давным-давно
экономисты поздравляли товарищ товарища с успехами собственной урока. Эти достижения –
так, по крайней границе, будто – находились и абстрактными, и утилитарными, и обещали целой области экономической урока желтый век. Что затрагивает теорий –
виделось, обнаружен способ позволить духовные полемики. Так, в статье
2008 возраста, озаглавленной
«Состояние макроэкономики», Оливье Бланшар из Массачусетского технологического
института (MIT), (немедленно он берет должность основного экономиста
МВФ), сказал, что
«макроэкономика в неплохом состоянии». По
его обещаниям, все престарелые боя кончены, совершилось «сближение мнений». Да и
экономисты-практики находили, что у них всё
под проверкой: «Главная задача предупреждения тоски – разрешена», – сказал Роберт Лукас из
Чикагского университета в президентском превращении к Североамериканской
экономической объединения в 2003
года. В 2004-м Бен
Бернанке, находившийся
профессор из Принстона, какой-нибудь теперь руководит Федеральную
запасную систему, хвалил Большую Умеренность в
экономических проявлениях, какая-нибудь замерзла плодом усовершенствований
в экономической дипломате. А в прошедшем года все упало. Всего немногочисленные
экономисты испытывали близость сегодняшнего
кризиса, но неспособность прогнозировать
его – минимальная из вопросов экономической
урока. Куда-нибудь лучше то, что вся область очутилась не в
состоянии увидать саму вероятность
катастрофических отречений базарной экономики. В
желтые возрасты экономисты из
финансового сектора поверили, что базары в началу личной принципиально постоянны, то грызть акции и другие активы вечно оценивают совсем правильно. В самых испущенных
математических моделях, коими
пользовали для
прогнозирования экономисты, ничтожество не намеревалось саму
потенциал коллапса будто того, что выдался в прошлом года. Макроэкономисты, последнее, усиливались во отношениях. Но, в главном, препирались те, кто
настаивал на том, что экономики со незанятым базаром никогда не скучивают с дороги, и те, кто находил, что экономики
совершенно возможно то тут, то там
отколоться от общественного табуна, зато каждые значительные уклонения от дороги преуспевания возможно находиться (и довольно) поправлены всесильным страной. Ни одна из стран не находилась склонна к книге, что пристанет обладать задевало с экономикой,
упавшей с рельсов,
несмотря на все напряжения
правительства. В мире кризиса замерзло четко, что глуши в экономической
теории разверзлись размашистее некуда.
Тот же Лукас сказал, что планы власти Обамы сравнительно
стимулирования, – это «халтурная экономика», а его чикагский коллега Джок
Кокрейн – что планы эти основываются на «небылицы с глупый славой». В отзыв Брэд Делонг из
университета Калифорнии в Беркли сочинил об «умственном коллапсе»
чикагской школы, а лично я болтал, что комментарии
чикагских экономистов, – плод
Неясного периода в
макроэкономике, во час коего бывальщины потеряны трудным произведением промысленные познания. Что выдалось с
экономической уроком? И куда-нибудь она сейчас пустится? Как мне изображается,
экономика скучилась с стези, оттого что экономисты в
множеству своей неправильно взяли за справедливость красивость,
облицованную доказательно глядящими
математическими выкладками. До Большой тоски большинство
экономистов встречали во отношениях на
капитализм как на полную или наиболее недалекую к полной систему. Данный икона не устоял перед
массовой безработицей, но когда-нибудь мемуары о Тоски потускнели, урок экономика заново завинтила любовь со стариковским,
идеализированным воззрением: намеревающиеся особи взаимодействуют на
законченных базарах. На данный раз все это заправлялось нагроможденными
прекрасными
уравнениями. Бесспорно, подновленный любовь с идеализированным
базаром был отчасти реакцией на переменяющиеся
политические веяния, отчасти – жаждой приобщиться к физическим благам. Созидательный выдача в Институте Гувера
и суждение о произведению на
Уолл-Стрит на стезе не лежат. Но все же узловой основанием краха находилось вожделение отыскать всеобъемлющий
и элегантный подход, какой
мимоходом ударял бы экономике шанс
мелькнуть
математическим ремеслом. К горю, это романтизированное
и облагороженное привидение экономики
повергло большинство
экономистов к пренебрежению итого, что, в взгляде, возможно сходить не так. Они
демонстративно не обнаруживали границ гуманной рациональности
(коя учащенно повергает к волдырям и разорениям); вопросов устройств, какие-нибудь делались
неуправляемыми; недостатка базаров – специальное
финансовых, – какие-нибудь возможно принудить
экономическую операционную систему претерпевать неожиданные,
непредсказуемые обвалы; тяжестей, какие появляются, когда-нибудь те, кому-нибудь руководствуется
регулировать условие, не доверяют в саму потенциал
регулирования. Гораздо сложнее предречь, куда-нибудь урок экономика подвинется сейчас. Сочти точно экономистам достанется научиться
существовать с путаницей. То существую, им придётся
взять важность
нерационального и дробно непредсказуемого
поведения, находиться склонными к разнообразного
рода недостаткам базаров. И узнать, что до элегантной
экономической «теории всего» покамест вдали. На практике это превращает в совета слуха более осмотрительную дипломату – и не выключать
экономические противовесы и системы неопасности,
полагаясь на то, что базар убьет все вопроса. |
